Рассказчик: Перед ней был не кто иной, как путешествующий пешком Эгль — известный собиратель песен, легенд, преданий и сказок. Седые кудри складками выпадали из−под его соломенной шляпы; серая блуза, заправленная в синие брюки, и высокие сапоги придавали ему вид охотника; белый воротничок, галстук, пояс, унизанный серебром блях, трость и сумка с новеньким никелевым замочком выказывали горожанина. Его лицо, если можно назвать лицом нос, губы и глаза, выглядывавшие из бурно разросшейся лучистой бороды, из пышных, свирепо взрогаченных вверх усов, казалось, было вяло прозрачным, если бы не глаза, серые, как песок, и блестящие, как чистая сталь, с взглядом смелым и сильным.
Ассоль: Теперь отдай мне.
Рассказчик: Несмело сказала девочка.
Ассоль: Ты уже поиграл. Ты как поймал её?
Рассказчик: Эгль поднял голову, уронив яхту, — так неожиданно прозвучал взволнованный голосок Ассоль. Старик с минуту разглядывал её, улыбаясь и медленно пропуская бороду в большой, жилистой горсти. Стиранное много раз ситцевое платье едва прикрывало до колен худенькие загорелые ноги девочки. Её тёмные густые волосы, забранные в кружевную косынку, сбились, касаясь плеч. Каждая черта Ассоль была выразительно легка и чиста, как полёт ласточки. Тёмные, с оттенком грустного вопроса глаза казались старше лица; его неправильный мягкий овал был овеян того рода прелестным загаром, какой присущ здоровой белизне кожи. Полураскрытый маленький рот блестел кроткой улыбкой.
Эгль: Клянусь Гриммами, Эзопом и Андерсеном.
Рассказчик: Сказал Эгль, посматривая то на девочку, то на яхту.
Эгль: Это что−то особенное! Слушай−ка, ты, растение! Это твоя штука?
Ассоль: Да, я за ней бежала по всему ручью; я думала, что умру. Она была тут?
Эгль: У самых моих ног. Кораблекрушение причиной того, что я в качестве берегового пирата могу вручить тебе этот приз. Яхта, покинутая экипажем, была выброшена на песок трёхвершковым валом — между моей левой пяткой и оконечностью палки.
Рассказчик: Он стукнул тростью.
Эгль: Как зовут тебя, крошка?
Ассоль: Ассоль.
Рассказчик: Сказала девочка, пряча в корзину поданную Эглем игрушку.
Эгль: Хорошо.
Рассказчик: Продолжал непонятную речь старик, не сводя глаз, в глубине которых поблёскивала усмешка дружелюбного расположения духа.
Эгль: Мне, собственно, не надо было спрашивать твоё имя.
Хорошо, что оно так странно, так однотонно, музыкально, как свист стрелы или шум морской раковины; что бы я стал делать, называйся ты одним из тех благозвучных, но нестерпимо привычных имён, которые чужды Прекрасной Неизвестности? Тем более я не желаю знать, кто ты, кто твои родители и как ты живёшь. К чему нарушать очарование? Я занимался, сидя на этом камне, сравнительным изучением финских и японских сюжетов... как вдруг ручей выплеснул эту яхту, а затем появилась ты... Такая, как есть. Я, милая, поэт в душе — хоть никогда не сочинял сам. Что у тебя в корзинке?
Ассоль: Лодочки.
Рассказчик: Сказала Ассоль, встряхивая корзинкой.
Ассоль: Потом пароход да ещё три таких домика с флагами. Там солдаты живут.
Эгль: Отлично. Тебя послали продать. По дороге ты занялась игрой. Ты пустила яхту поплавать, а она сбежала. Ведь так?
Ассоль: Ты разве видел?
Рассказчик: С сомнением спросила Ассоль, стараясь вспомнить, не рассказала ли она это сама.
Ассоль: Тебе кто−то сказал? Или ты угадал?
Эгль: Я это знал.
Ассоль: А как же?
Эгль: Потому что я — самый главный волшебник.
Рассказчик: Ассоль смутилась; её напряжение при этих словах Эгля переступило границу испуга. Пустынный морской берег, тишина, томительное приключение с яхтой, непонятная речь старика со сверкающими глазами, величественность его бороды и волос стали казаться девочке смешением сверхъ естественного с действительностью. Сострой теперь Эгль гримасу или закричи что−нибудь, девочка помчалась бы прочь, заплакав и изнемогая от страха. Но Эгль, заметив, как широко раскрылись её глаза, сделал крутой вольт.
Эгль: Тебе нечего бояться меня.
Рассказчик: Серьёзно сказал он.
Эгль: Напротив, мне хочется говорить с тобой по душам.
Рассказчик: Тут только он уяснил себе, что в лице девочки было так пристально отмечено его впечатлением.
Эгль: Невольное ожидание прекрасного, блаженной судьбы.
Рассказчик: Решил он.
Эгль: Ах, почему я не родился писателем? Какой славный сюжет. Ну−ка.
Рассказчик: Продолжал Эгль, стараясь закруглить оригинальное положение (склонность к мифотворчеству— следствие всегдашней работы — была сильнее, чем опасение бросить на неизвестную почву семена крупной мечты).
Эгль: Ну−ка, Ассоль, слушай меня внимательно. Я был в той деревне, откуда ты, должно быть, идёшь; словом, в Каперне. Я люблю сказки и песни, и просидел я в деревне той целый день, стараясь услышать что−нибудь никем не слышанное. Но у вас не рассказывают сказок. У вас не поют песен. А если рассказывают и поют, то, знаешь, эти истории о хитрых мужиках и солдатах, с вечным восхвалением жульничества, эти грязные, как немытые ноги, грубые, как урчание в животе, коротенькие четверостишия с ужасным мотивом... Стой, я сбился. Я заговорю снова.
Рассказчик: Подумав, он продолжал так.
Эгль: Не знаю, сколько пройдёт лет, только в Каперне расцветёт одна сказка, памятная надолго. Ты будешь большой, Ассоль. Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнёт алый парус. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая волны, прямо к тебе. Тихо будет плыть этот чудесный корабль, без криков и выстрелов; на берегу много соберётся народу, удивляясь и ахая; и ты будешь стоять там. Корабль подойдёт величественно к самому берегу под звуки прекрасной музыки; нарядная, в коврах, в золоте и цветах, поплывёт от него быстрая лодка. «Зачем вы приехали? Кого вы ищете?» — спросят люди на берегу. Тогда ты увидишь храброго красивого принца; он будет стоять и протягивать к тебе руки. «Здравствуй, Ассоль! — скажет он. — Далеко−далеко отсюда я увидел тебя во сне и приехал, чтобы увезти тебя навсегда в своё царство. Ты будешь там жить со мной в розовой глубокой долине. У тебя будет всё, что только ты пожелаешь; жить с тобой мы станем так дружно и весело, что никогда твоя душа не узнает слёз и печали». Он посадит тебя в лодку, привезёт на корабль, и ты уедешь навсегда в блистательную страну, где всходит солнце и где звёзды спустятся с неба, чтобы поздравить тебя с приездом.
Ассоль: Это всё мне?
Рассказчик: Тихо спросила девочка. Её серьёзные глаза, повеселев, просияли доверием. Опасный волшебник, разумеется, не стал бы говорить так; она подошла ближе.
Ассоль: Может быть, он уже пришёл... тот корабль?
Эгль: Не так скоро.
Рассказчик: Возразил Эгль.
Эгль: Сначала, как я сказал, ты вырастешь. Потом... что говорить? Это будет, и кончено. Что бы ты тогда сделала?
Ассоль: Я?
Рассказчик: Она посмотрела в корзину, но, видимо, не нашла там ничего достойного служить веским вознаграждением.
Ассоль: Я бы его любила.
Рассказчик: Поспешно сказала она и не совсем твёрдо прибавила.
Ассоль: Если он не дерётся.
Эгль: Нет, не будет драться.
Рассказчик: Сказал волшебник, таинственно подмигнув.
Эгль: Не будет, я ручаюсь за это. Иди, девочка, и не забудь того, что сказал тебе я меж двумя глотками ароматической водки и размышлением о песнях каторжников. Иди. Да будет мир пушистой твоей голове!